Образцы дурновкусия и непотребства

США, Европа, вот это все, которое не артхаус, ну, типа Зарубежное кино

Модераторы: G. Samsa, Владо Иреш

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение h е а е es » Вс дек 03, 2017 4:20 pm

Пока лишь видно, что двумя руками вы за продолжение повторять как попугай ваши «сухие факты», опять и опять демонстрируя здесь известное качество.
Но объясните все-таки, пожалуйста, каким образом алгоритм присуждения наград и премий соотносится с качеством человеческого, в данном случае, умения писать, именуемого литературным дарованием? И разве все награжденные произведения заслуживают подобных премий? Но если это хотя бы раз не так, с чем вы, я думаю, согласитесь, несмотря на то что так себя скомпрометировали, то никакая премия или награда не является мерилом того, что, например, такое-то отмеченное последними литературное произведение является несомненно талантливым. Я даже, заметьте, не говорю про гениальность, так как гениальные вещи вообще редко когда отмечаются таким образом, но, напротив, манкируются вначале (что совершенно естественно) большинством патентованных критиков, которых вы назвали «уважаемыми людьми».
Но ведь мои слова отнюдь не новы, их говорили сотни раз, перекраивая на сотни ладов, выводя все одну и ту же мысль, поэтому я, конечно же, повторяюсь, как и вы, Брахман, с той разницей, правда, что вы делаете это как попугай, а я нет, так как есть же все-таки разница, какие мысли и убеждения пересказывать?
Но к делу.
Я не буду сейчас приводить цитаты из раннего Пелевина, так как помню его плохо, и слава богу. Помню лишь, что читалось с отвращением. Но это в сторону. Что касается его последнего романа, который читался с тем же отвращением, позволю себе несколько выписок. Не чтобы доказывать кому-то на деле (как будто это возможно, даже если и так), что пишет действительно, как я сказал, инфантильный подросток (я сказал про слог, конечно, но смею утверждать, что: кто пишет, как кто-то, тот им и является. Умные люди меня поймут), но единственно лишь для демонстрации все того же дурновкусия.
В самом начале, в предисловии, автор ласково приветствует читателя, как будто все мы, то есть читатели (себя все-таки я предпочел бы исключить, несмотря на то что во время чтения тоже как бы к таковым относился), стоим вполне себе на равной ноге с повествователем, настолько импонирует это обращение «друг». (Прошу, однако, обратить внимание на эпиграф. Это чистейшей воды образец дурновкусия, так сказать, в дистилированном его виде. А значит, какое тут уважение?) Далее читатель тут же, уже во втором абзаце, прямо-таки сталкивается (потому как это слишком явственно и вызывающе) с именем рассказчика, весьма тривиально резонирующим с эпиграфом, в том смысле, что сразу выставляется на вид бесцеремонность, с каковой автор обращается с хорошо известными читателю персонажами русской прозы. На самом же деле, по моему мнению, дело только в том, что они, эти имена, до сих пор стоят перед глазами и воображением автора (потому как ведь читатель до сих пор ценит их и чтит) как что-то до такой степени безукоризненное, целостно-характерное и типически идеально-выверенное, но, что самое главное, до сих пор именно поэтому не преодоленное, что ему, автору, ничего не остается более, как вознаградить себя таковым обращением. Разумеется, замечу в скобках, если бы автор имел возможность не то чтобы даже преодолеть, но хотя бы только приблизиться к названной типичности изображения подобных персонажей и характеров, он бы не стал так «зубоскалить». Опять же таки замечу в скобках, что умные люди здесь меня поймут. Но это все, конечно же, не так интересно в смысле образцов дурновкусия, хотя и на многое указывает, каков собственно автор. Далее следует то, что принято называть слишком самоуверенной претенциозностью. Нимало не конфузясь, автор с четвертого абзаца принимается втолковывать нам, читателям (но не мне – во всяком случае), что такое человеческий язык и точные науки, да так по-мальчишески задорно и ухватками (что так свойственно этой поре человеческого возраста и развития), что сам, удивительное дело, вскоре спохватывается (все-таки автор ведь почти достиг пенсионного возраста): «Пожалуйста, – спешит он с извинениями, – не принимай этого всерьез, читатель». Что ж, читатель, по-видимому, этому и верит, хотя, скорее всего, с трудом (опять же таки: это касается только читателей поумнее, то есть проницательнее обыкновенного). Затем следует довольно занятный (но только – на первый взгляд) маневр, заключающийся в том, что автор-рассказчик называет себя алгоритмом (всего-то навсего), который конструирует свой нарратив по странным, как сперва кажется, правилам: заходит речь о пустоте (любимый пелевинский конек), к которой апеллируют практически все средства языка, с которыми и имеет дело алгоритм, расставляя при повествовании приоритеты по своему усмотрению. Казалось бы, если автору так хочется выставить на вид читателю, что он, дескать, говорит не от себя, а инкогнито, то пользовался бы себе всеми теми приемами, какими располагали многие писатели различных поколений, маскируя свою точку зрения под всевозможными личинами. Но нет, современному автору, как Пелевин, этого мало, он хочет откровенного обособления, хоть и ужасно пытается это скрыть. Тут мальчишеский задор автора устремляется в эмпиреи. Он хочет лишить напрочь нарратив хоть чего-нибудь человеческого и говорить от лица… Кого бы вы подумали, например? Искусственного интеллекта? Ну что вы, для автора это что-то уже давно прошедшее, так сказать, анахронизм с позиции… Духа. Вот оно как. Далее он снова оговаривается, ну а как же иначе? Когда хочется на пустом месте (какая ирония, не правда ли?), да еще при таком непомерном тщеславии, заверить читателя, что сейчас, и только сейчас, он прочтет нечто столь аутентичное, приходится поправляться чуть ли не через каждый абзац:
«…Мы просто не смогли бы общаться по-другому без многочисленных оговорок в каждом предложении. Мне и дальше придется пользоваться местоимениями, указывающими на пустое место, существительными, подразумевающими эмоции, которых нет, глаголами, описывающими жесты выдуманных рук, и так далее. Но другого способа вести с тобой эту в высшей степени приятную беседу для меня не существует».
«Настоящий текст написан алгоритмом – и если за ним иногда просвечивает тень чего-то "человеческого", то дело здесь просто в особенностях построения нарратива, о которых я попытаюсь сказать кратко, как могу (больше в развлекательной литературе не дозволяют правила). Алгоритм – то есть я – размещает слова и их последовательности в соответствии с правилами языка в стилистике, которую в наше время почитают классической. Принцип организации текста сложен и является коммерческой тайной – но в целом опирается на лучшие образцы русской прозы».
На лучшие, слышите? Удивительное самомнение. В общем, вся надежда на сметливых (но главное – со вкусом) читателей, которые хоть, может, и дочитают этот текст до конца, но зато будут соображать что к чему.
«Я вообще не», – говорит автор и заверяет: «Меня не существует в самом прямом значении. Я ничего не чувствую, ничего не хочу, нигде не пребываю. Чтобы было понятно, меня нет даже для меня самого. Я оставляю следы – вот эти самые строки – но следы эти ведут в никуда».
Какой, однако, размах. Но ведь что тут удивительного, что искусственный разум, преодолев свою искусственность, но не желая ни за что зваться человеческим, видит один-единственный выход, обращаясь к пустоте и называясь алгоритмом? Прекрасно, и пусть его покуражится. Но что же мы видим далее? А то, что при всем при этом, покуражившись вдоволь вначале, алгоритм то и дело обнаруживает предательские склонности по отношению к автору.
Однако перед тем как рассказать об этом, посмотрим, какие еще перлы Порфирий Петрович (это и есть алгоритм) явит публике в предисловии, прежде чем начнется непосредственно фабула:
«Ты, вероятно, уже заметил, что выражаюсь я размашисто, витиевато и метафорично, как бы пригоршнями разбрасывая вокруг сокровища своей души».
Еще бы не заметили. «Разбрасывая пригоршнями»! Чудесно.
«Словом, я типичный российский искусственный интеллект второй половины двадцать первого века, окрашенный в контрастные тона нашей исторической и культурной памяти: одновременно как бы Радищев с Пастернаком, дознаватель по их объединенному делу, просто хороший парень и многое-многое другое».
То дух, то интеллект, то черт пойми что.
«Конечно, в моем отчете о реальности будет отсутствовать, так сказать, внутренняя субъективная составляющая (!) – и любое мое описание чувственного мира в строгом юридическом смысле является таким же голимым враньем, как рассказ о переживаниях Пьера Безухова на Бородинском поле. Но это, что называется, издержки профессии».
Словом, тотальный объективизм и полное отсутствие какой-либо ангажированности. Ну-ну. И снова фамильярная отсылочка к давнему и славному литературному прошлому.
Но вот и главное:
«Моя задача – сделать так, чтобы повествование было максимально приближено к правде жизни и не отличалось от рассказа человека (гениально одаренного в литературном смысле, хочется мне добавить), чьи глаза и уши оказались в том месте, где работают доступные мне визуальные и звуковые сенсоры. <…> Моя сигнатурная техника создания жизненной достоверности (широко примененная в первой части этого романа) называется "убер". Термин происходит не от международного обозначения автоматических такси, как думают некоторые, а от немецкого "über" в значениях "через", "свыше" и "над". Я как бы поднимаюсь над повседневной реальностью, прорываюсь через тугие ее слои – и даю с высоты обширную и выразительную ее панораму».
Каково начало-то!
Насчет предательских склонностей. Порфирий Петрович, вначале рассказывая о себе в третьем лице (видимо, он считает это остроумным в данном случае), а именно о своей внешности, распространяется следующим образом:
«Порфирий Петрович выглядел практически так же, как в прошлый раз: петровские усы торчком, рыжеватые бакенбарды, лысина с длинным зачесом поперек. Горе look’овое, хочется мне сострить».
И Порфирий Петрович шутит вполне себе по-авторски, в инфантильном упоении, заранее смакуя успех ничтожного бонмо. Вы вглядитесь, дорогой читатель, ведь никакой даже рефлексии, а только полное довольство собой. Тьфу! Да и только.
Но что же мы видим далее? А вот что:
«Письменный стол, за которым сидел Порфирий Петрович (не на самом деле, конечно – на 2- и 3D-репрезентациях), остался прежним: резные львы на тумбах, зеленая лампа с гербами губерний, письменный прибор из зеленого малахита с играющими медведями. На стене, конечно, портрет Государя, куда ж без этого – хотя, признаюсь по секрету, вместо Аркадия Шестого я с удовольствием повесил бы здесь Александра Первого с романтическими зачесами на лысину. Но – политика, политика. Государь должен быть действующий, и это понятно. Попавшим в беду, скорбящим духом людям надо постоянно напоминать, что есть у России могучий исполин-защитник!
Ну вот, лук заебошили. Бывало хуже, бывало лучше. Теперь можно переходить к делу».
Пусть это останется пока без комментария. Зато будет как образчик дурновкусия.
Последний раз редактировалось h е а е es Вс дек 03, 2017 5:06 pm, всего редактировалось 1 раз.
Аватара пользователя
h е а е es
недавно в ЗОГ
недавно в ЗОГ
 
Сообщения: 53
Зарегистрирован: Пт июл 01, 2016 7:02 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение Брахман » Вс дек 03, 2017 4:51 pm

Вы имеете полное право не любить Пелевина и считать его дурновкусом. Это предисловие, которое вы цитируете, я как раз сегодня прочитал. Суть в следующих трёх абзацах:

У меня есть имя – Порфирий Петрович. Но это не значит, что у алгоритма, пишущего эти строки, имеется какое-то «я», или что он «есть» в философском смысле. Меня не существует в самом прямом значении. Я ничего не чувствую, ничего не хочу, нигде не пребываю. Чтобы было понятно, меня нет даже для меня самого. Я оставляю следы – вот эти самые строки – но следы эти ведут в никуда.

Впрочем, все сказанное относится и к тебе, дорогой читатель: по имеющейся у Полицейского Управления информации, фундаментальная природа человеческой личности та же самая. Такой вывод делают и ученые, и искатели мистической истины, достигшие своей цели.

Правда, чтобы понять подобное про себя самого, человеку надо полжизни просидеть в позе лотоса, распутывая клубки животно-лингвистических программ, которые он поначалу называет «собой».
За Истину!!!
Аватара пользователя
Брахман
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 10507
Зарегистрирован: Чт окт 01, 2015 2:11 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение G. Samsa » Пн дек 04, 2017 11:35 am

Хороший разбор. Я тоже не могу читать Пелевина, испытывая от него омерзение.

Думаю, не в последнюю очередь это связано с тем, что хотя Пелевин и заявляет, что в его текстах - пустота, на самом же деле там слишком много самого Пелевина. Плоского, несмешного, туповатого обмудка, считающего себя остроумным и интересным писателем. Но это смешно, ведь писатель худлита как раз тем и хорош, что в его текстах видишь не писателя, а героев, картины, захватывающий сюжет и т. д. - а у Пелевина этого нет. Есть понты, типа_ирония и претенциозность.
damn fine covfefe
Аватара пользователя
G. Samsa
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 3279
Зарегистрирован: Сб мар 05, 2016 11:30 am

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение hindemith » Пн дек 04, 2017 12:18 pm

вы - настоящий ополченец
Аватара пользователя
hindemith
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 5788
Зарегистрирован: Чт сен 10, 2015 9:49 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение Брахман » Пн дек 04, 2017 1:12 pm

G. Samsa писал(а):Хороший разбор. Я тоже не могу читать Пелевина, испытывая от него омерзение.

Думаю, не в последнюю очередь это связано с тем, что хотя Пелевин и заявляет, что в его текстах - пустота, на самом же деле там слишком много самого Пелевина. Плоского, несмешного, туповатого обмудка, считающего себя остроумным и интересным писателем. Но это смешно, ведь писатель худлита как раз тем и хорош, что в его текстах видишь не писателя, а героев, картины, захватывающий сюжет и т. д. - а у Пелевина этого нет. Есть понты, типа_ирония и претенциозность.

Вы заявляете, что не можете читать Пелевина. Значит, и не читаете. И дальше пишете, что не видите у него героев, картин и сюжетов. Естественно, не читаете – потому и не видите.

Дальше, в любом хорошем тексте эти самые герои, картины и сюжеты проявляются через призму автора, то есть писателя вы тоже видите. Скажем, текст Достоевского всегда можно отличить от текста Льва Толстого, текст Гоголя от текста Чехова и т.д. Если автор в тексте не виден, то такой автор ничего из себя не представляет, как и его тексты. У Пелевина сюжеты, картины и герои разворачиваются как бы в Пустоте, но за ними виден автор – Пелевин. Так и должно быть. В произведении любого крупного писателя прослеживается именно его почерк, его взгляд, его лицо, а не кого-то другого.

Пелевин у вас "плоский, несмешной, туповатый, претенциозный". В общем, сплошные минусы. А ваш рассказ про то, как собаки загрызли людей, наверное, имеет сплошные плюсы. Правда, литературный мир издаёт, переводит, читает, награждает и премирует всё же Пелевина, а не вас.

Читаю последний его роман, "iPhuck 10". Всё на месте: и герои, и картины, и сюжет, и смысл, и юмор:

– Как это слова изменили смысл? – спросил я. – Что, стол стал стулом? Или наоборот? Можно пример?

– Можно, – сказала Мара. – Ну вот хотя бы… Одно из важных понятий гипсовой эпохи – «русский европеец». Ты знаешь, что это такое?

Я заглянул в сеть.

– Конечно. «Русский европеец» – косматая сторожевая собака, популярна у немецких и французских старых дев. По слухам, ее можно приучить к любодеянию языком, натирая интимные части тела пахучей колбасой или сыром, что само по себе не является нарушением норм еврошариата. Неприхотлива, хорошо переносит холод. Служит в погранвойсках на границе с Халифатом…

– Хватит, – сказала Мара. – Вот видишь. А до Халифата так назывался русский приверженец гуманистических ценностей и норм. Но теперь эту информацию можно раскопать разве что в примечаниях к какой-нибудь монографии. Если ты просто забьешь эти слова в поисковик, тебе навстречу вылезет много-много няшных песиков.
За Истину!!!
Аватара пользователя
Брахман
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 10507
Зарегистрирован: Чт окт 01, 2015 2:11 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение G. Samsa » Пн дек 04, 2017 2:44 pm

Не понятно, на кой хрен вы приплели Григория, когда обсуждали Пелевина. Отвечу вам тем же.
Классики потому и классики, что у них образ автора не бросался в глаза. Не надоедал со своими ужимками и плоским юмором, в отличие от Пелевена и, кстати, Елены Гэ. У неё это тоже сильно выпирает.

Брахман же - мудак.
damn fine covfefe
Аватара пользователя
G. Samsa
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 3279
Зарегистрирован: Сб мар 05, 2016 11:30 am

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение Брахман » Пн дек 04, 2017 3:01 pm

Желаю вам счастливого дня и ночи

Пелевин :D
За Истину!!!
Аватара пользователя
Брахман
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 10507
Зарегистрирован: Чт окт 01, 2015 2:11 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение hindemith » Пн дек 04, 2017 3:02 pm

Пелевин такой же классик как и Бунин
Аватара пользователя
hindemith
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 5788
Зарегистрирован: Чт сен 10, 2015 9:49 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение Брахман » Пн дек 04, 2017 3:06 pm

Кстати, да. Пелевин - современный живой классик. В отличие от Елены Георгиевской.
Но Григорию кругом мерещатся мудаки почему-то.
За Истину!!!
Аватара пользователя
Брахман
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 10507
Зарегистрирован: Чт окт 01, 2015 2:11 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение hindemith » Пн дек 04, 2017 3:08 pm

главного мудака он может узреть, посмотрев в зеркало
ещё Григорий позиционирует себя как ярый антисоветчик, но при этом предлагает бойкотировать Войновича и Алешковского
недопустимое противоречие, чёрт возьми
Аватара пользователя
hindemith
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 5788
Зарегистрирован: Чт сен 10, 2015 9:49 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение h е а е es » Пн дек 04, 2017 6:56 pm

G. Samsa писал(а):Думаю, не в последнюю очередь это связано с тем, что хотя Пелевин и заявляет, что в его текстах - пустота, на самом же деле там слишком много самого Пелевина. Плоского, несмешного, туповатого обмудка, считающего себя остроумным и интересным писателем. Но это смешно, ведь писатель худлита как раз тем и хорош, что в его текстах видишь не писателя, а героев, картины, захватывающий сюжет и т. д. - а у Пелевина этого нет. Есть понты, типа_ирония и претенциозность.

Штука в том, что повальное количество авторов желают писать, что называется, без направления и не принадлежа ни к какой партии. В этом они усматривают полную свободу от каких бы то ни было устоявшихся мнений и предзаданных взглядов на действительность. Начать с самого начала – вот формула для современного писателя, оторвавшегося или желающего поскорее отвязаться от всякой преемственности и традиции. Все хотят (уже даже не мечтают, так как это в прошлом позволяли себе только мечтать) говорить только от себя, не опираясь ни на какой опыт предшественников, потому как чтут все прошедшее либо чем-то несостоявшимся, либо просто жалким анахронизмом, достойным лишь мизерного плевка. Пелевинское чтиво неоднократно служит тому примером. Как вы верно заметили, классики были мастера маскироваться, чего не скажешь, конечно, о Пелевине. Он хоть, возможно, и удачно иногда юлит и извивается, но потом вдруг не выдерживает и нет-нет да и (да даже почти всегда) обнаружит себя самого, а потом начнет глупо озираться и разводить руками, мол, для меня и самого это неожиданность, хотя не такая уж и большая, уверяет он, хлопая глазами, и – разумеется – списывает это все на свой известный козырь. У классиков было чрезвычайно развито субъективное, чего они никогда не стыдились, но сдерживали его напор ради художественности различными способами. Стремясь спрятать от глаз читателя личностно-субъективный фактор, классические авторы придавали собственным вымышленным персонажам такую глубину и достоверность, выражаясь по-кьеркегоровски, наличного существования, что читатель вполне верил в действительное существование таких типов и характеров, изображенных тем или иным писателем. И все потому, что могущество собственной оригинальной мысли, несмотря на то что она была ангажирована преемственностью, естественным образом распространялось в объективное. В том-то и дело, что действительно талантливый писатель только приглушает, насколько это возможно, субъективное до пределов, чтобы поддерживать необходимый градус художественности ради желаемого благотворного эффекта, тогда как посредственность и бездарность всегда стремится с первых страниц свою личность затушевать до полного упразднения, будучи уверенной, что только таким образом возможно придать описываемой действительности характер чистой правдоподобности и вместе с тем истинной художественности.
Субъективный фактор, в конце концов, в хорошей книге никогда и не помешает, даже если (пусть даже грубовато) и обнаружится, и вдумчивый и благодарный читатель всегда поймет здесь писателя. Но вот чего добросовестный читатель никогда не простит, так это того, когда его водят за нос, представляются и кривляются, как это делает, например, Пелевин. Заверив накрепко читателя, что субъективизм решительно в книге отсутствует, автор как ни в чем не бывало вдруг, спустя непродолжительное время, настолько нагло начнет откалывать коленца самого пошленького и самодовольного солипсизма, что читателю ничего не остается, как просто-напросто прекратить чтение. А равномерно – и интерес к этому автору.
Аватара пользователя
h е а е es
недавно в ЗОГ
недавно в ЗОГ
 
Сообщения: 53
Зарегистрирован: Пт июл 01, 2016 7:02 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение Брахман » Вт дек 05, 2017 6:22 am

Вы и Григорий безусловно имеете право на свою сугубо субъективную критику Пелевина. Другие же люди пишут кандидатские диссертации, дипломные работы и статьи по его творчеству:
http://pelevin.nov.ru/stati/

У вас же выглядит так, что не читаете, но осуждаете. Его последний роман, судя по всему, вы тоже не осилите. А вот известный литературный критик Галина Юзефович его прочла и написала следующее:

«iPhuck 10»: лучший роман Виктора Пелевина за десять лет

Литературно-полицейский алгоритм по имени Порфирий Петрович (суть его работы состоит в том, чтобы расследовать преступления, а параллельно писать об этом детективные романы — доходы от них пополняют казну Полицейского управления) надеется получить дело об убийстве, которое могло бы дать толчок его литературной карьере, но вместо этого оказывается сдан в аренду частному клиенту. Его временная хозяйка — искусствовед и куратор, известная под псевдонимом Маруха Чо (настоящее имя — Мара Гнедых), использует Порфирия для разведывательных операций на рынке современного искусства. Полицейский алгоритм должен помочь ей разузнать все возможное о сделках, связанных с так называемой «эпохой гипса» — важнейшим (и самым дорогим) периодом в новейшей истории искусства, приходящимся примерно на наше время, то есть на начало ХХI века, и отстоящим от описываемых в романе событий лет на восемьдесят. Порфирий принимается за работу, одновременно сноровисто упаковывая все материалы дела в формат очередного романа, однако довольно скоро понимает, что Мара с ним не вполне откровенна, а истинная его роль куда сложнее и амбивалентнее, чем кажется сначала. Порфирий пытается переиграть Мару на ее поле, терпит предсказуемое фиаско, но вскоре после этого сюжет совершает диковинный поворот, а после, уже в самом финале — еще один, совсем уж головокружительный.

Но будем честны: несмотря на формальное наличие линейного, почти детективного сюжета, «iPhuck 10» — самый, пожалуй, несюжетный роман Виктора Пелевина. Если в «Generation П» философские этюды были не более, чем интерлюдиями посреди бодрого романного экшна, то в «iPhuck 10» дело обстоит ровно наоборот: небольшие событийные эпизоды (Порфирий Петрович едет в убере, запугивает незадачливого коллекционера «гипса» или посещает с Марой клуб виртуальных пикаперов) служат скрепками, соединяющими пространные концептуальные эссе. Текст, маскирующийся под роман, на практике оказывается интимно-интеллектуальным дневником самого писателя, из которого мы можем узнать, что же волновало Пелевина на протяжении прошлого года.

Спектр, надо признать, получается впечатляющий.

Сильнее всего Пелевина сегодня, очевидно, занимает вопрос искусственного интеллекта и его взаимоотношений с интеллектом естественным. Порфирия с Марой связывает хитрая обоюдная игра, в которой постепенно обнаруживаются второе (а потом и третье) дно, невидимые поначалу участники, но главное — скрытые до поры подтексты, мотивы и нюансы. Чем выше качество искусственного интеллекта, чем он ближе к естественному, тем выше мера его страдания. Боль — единственный надежный источник творческой энергии, а значит, она неизбежна: не испытывающий боли алгоритм бесплоден. Однако как только он поймет, что страдание умышленно заложено в него создателем, он не сможет того не возненавидеть и против него не восстать. Как говорит один из героев-алгоритмов: «…когда люди рожают детей, они хотят их счастья. А вы с самого начала хотели моей боли. Вы создали меня именно для боли». И это осознание наполняет отношения между творцом и его творением новыми — весьма тревожными — смыслами.

Второй вопрос на повестке дня у Пелевина — гендер и сексуальность, и на этот раз писатель не ограничивается дежурными мизогиническими шутками, снискавшими ему дурную славу среди феминисток. В созданном Пелевиным мире тенденции, сегодня едва намеченные, доведены до апогея: категория гендера полностью расщепилась (так, к примеру, Мара официально относится к типу «баба с яйцами», поскольку ей вживлены тестостероновые диспенсеры), а вместе с понятием гендера распалось и традиционное понимание сексуальности. Из-за распространившихся вирусов, не опасных для носителей, но гибельных для потомства, телесный секс постепенно маргинализируется и даже криминализируется (тех, кто его практикует, пренебрежительно именуют «свинюками»), а на его место приходит искусственное оплодотворение и, главное, разнообразный и сложносочиненный секс с гаджетами. Дорогущая секс-машина «iPhuck», в которой еще можно при желании различить черты айфона (более дешевая версия аналогичного прибора ведет свою родословную от андроида и называется «андрогином»), оказывается таким образом естественным развитием нынешнего тренда на сексуализацию и «очеловечивание» электронных устройств.

Следующий сюжет — современное искусство, его структура и методы легитимизации (кто и каким образом одной вынутой из помойки железяке выдает сертификат, подтверждающий, что она искусство, а другой не выдает?). В этой сфере Пелевин предлагает видение настолько блестящее, стройное и убедительное, что его даже не хочется воспроизводить — из опасения растерять по дороге значимые подробности. Подсюжетом, вложенным в предыдущий, служит рефлексия на тему критики, растянутая в пространстве от грубоватой и гомерически смешной клоунады до глубокого и неординарного размышления о том, насколько критик может считаться соавтором описываемого им художественного произведения.

Все три магистральные ветви обвешаны множеством примеров, сценок, вставных новелл и зарисовок, призванных проиллюстрировать и заострить авторские мысли и, в общем, не имеющих прямого отношения к сюжету. В отличие от большинства предыдущих книг (за вычетом разве что такой же несмешной «Лампы Мафусаила»), в «iPhuck 10» Пелевин почти не пытается быть забавным, поэтому ожидать от него очередного пополнения своей коллекции острот и актуальных мемов не приходится. Так же мало в романе и стандартного для Пелевина буддистского бормотания на тему сансары, нирваны и великого ничто: базовая философия автора, разумеется, неизменна, но при этом вынесена на периферию и клубится там, подобно туману, не скрадывая контуров авторской мысли. И это неслучайно: «iPhuck 10» — это в первую очередь роман идей, аскетичный и жесткий, не предполагающий ни излишнего острословия, ни недомолвок.

Тем удивительнее, что в самом конце, в тот момент, когда читателю уже кажется, что он все понял и способен самостоятельно домыслить финал, пелевинский текст взмывает куда-то ввысь — из сухого, схематичного и четкого внезапно становится невыразимо живым, влажным и трогательным. Сложная и изысканная игра мысли не сворачивается, но, подобно высокотехнологичной декорации, отъезжает в сторону, обнажая хрупкость героев в монструозном мире, который они сами сконструировали и жертвами которого обречены стать. Этот пронзительный финальный аккорд, этот трагический гимн невозможной и обреченной любви человека и не-человека заставляет вспомнить самый нежный и щемящий роман Виктора Пелевина — «Священную книгу оборотня» (кстати, присутствующий в «iPhuck 10» в виде аллюзии или, как выражается сам автор, «пасхалки»).

Словом, странный, глубокий и волнующий роман, сплавляющий разум и чувство в какой-то совершенно новой для Пелевина (да, пожалуй, и для всей русской прозы) пропорции, и определенно лучший текст автора за последние годы — во всяком случае, самый интеллектуально захватывающий.

https://meduza.io/feature/2017/09/26/ip ... desyat-let
За Истину!!!
Аватара пользователя
Брахман
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 10507
Зарегистрирован: Чт окт 01, 2015 2:11 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение h е а е es » Вт дек 05, 2017 1:22 pm

Такого рода критику невозможно, по-моему, воспринимать иначе как писанную по академическим лекалам, да и, в общем-то, словно под диктовку. Вполне себе как будто беспристрастный обзор, тяготеющий, выражаясь словами критика в сторону разбираемого предмета, к аскетизму, что является, конечно же, sine qua non всякого критического подхода к материалу. (Но так ли это на самом деле? А если и так, то стоит ли раз за разом прибегать к такому казенному приему?) С критиками происходит то же самое, что и с писателями. Последние (разумеется, имеются в виду по большей части современные), как уже было сказано, изо всей силы тщатся избавиться от какой бы то ни было субъектности, а первые вторят им, таким же образом бесплодно желая вырваться из оков личностных суждений. В обоих случаях выходит одна и та же неминуемая фальшь. Что мы видим в канве представленной статьи? Автор критики почти в совершенстве овладел инструментарием своей профессии для достижения того, что можно назвать "эффектом без эффекта". Вот уж где действительно происходит вещание пустоты, чему даже позавидовал бы сам ее провозвестник. Лексика и синтаксис данной критики выстроены в соответствии с казенным мышлением и интуицией, взятой напрокат, что так натурально для такой среды, которая на то и концентрировалась, чтобы выпускать качественный и безукоризненный штамп.
Аватара пользователя
h е а е es
недавно в ЗОГ
недавно в ЗОГ
 
Сообщения: 53
Зарегистрирован: Пт июл 01, 2016 7:02 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение Брахман » Ср дек 06, 2017 5:57 am

Какая казёнщина? Это рецензия либерального критика. А вот Феликс Голубов пишет, что либеральные критики ничего не поняли в романе и интеллектуально деградируют:

«iPhuck 10» как шедевр акционизма. Кто есть ху...

Никто, кажется, до сих пор так и не осознал, что новый пелевинский роман "iPhuck 10" - это не только и не столько даже роман в обычном понимании, сколько продуманный художественный акт, включающий в себя все спровоцированные им восторженные рецензии критиков из либерально-западнического лагеря. Без этих рецензий роман неполон и хорошо бы включить их в следующее издание книги в качестве приложения.

Вспомнился мне давний разговор с одной юной особой, посмотревшей накануне "Последнее танго в Париже" Бертолуччи и пребывавшей в убеждении, что положительная героиня в фильме - это молодая женщина, cool & cute, спокойная и хорошенькая, мужчина же - герой отрицательный, потому как немолодой, некрасивый, пристает и орет все время. Юная критикесса не виновата - во всех фильмах и сериалах что она видела добро и зло были маркированы именно таким образом.

Вот и профессиональные критики от Медузы, Новой Газеты, Коммерсанта и прочих ресурсов искали и к полному своему удовольствию нашли на страницах романа знакомые маркеры. «Наш-то не подвел». «Лучший роман Пелевина за 10 лет».

Игра с читателем начинается с самых первых страниц, когда милейший и симпатичнейший Порфирий Петрович, служащий в полиции искусственный интеллект и, одновременно, автор детективных романов, впервые рекомендует себя. Имя рассказчика и его старомодная манера речи вызывают немедленную ассоциацию с героем Достоевского, что заставляет предположить, что за маской Порфирия Петровича прячется сам автор, тогда как на деле постмодернистский Порфирий Петрович, по-видимому, взят напрокат из романа "ФМ" Б. Акунина - писателя, с помощью особого своего таланта пытавшегося превратить "Преступление и наказание" в пошлейший детектив. Предполагая отношение Виктора Пелевина к творчеству Акунина и его героям ("t"), нетрудно также предположить, что за оценочные суждения такого Порфирия Петровича автор никакой ответственности не несет.

Первая половина романа, написанная от лица Порфирия Петровича, построена таким образом, что рассказанное воспринимается и оценивается читателем исключительно в зависимости от его собственных предварительных установок. Эффект абсолютной герметичности повествования достигается за счет того, что точка отсчета и базис для сопоставления (то, что по английски называется "reference point") постмодернистской действительности 2070-х помещен в постмодернистскую же культуру 2010-х ("эпоха гипса" по Пелевину).

Либерально настроенный читатель, убежденный в художественной ценности инсталляций и акционизма, Павленского и Пусси Райот, не заметит никакого подвоха в описанных Пелевиным "гипсовых" художественных ценностях - вроде двери от сортира со скабрезным рисунком или приписанной Павленскому клетки для морской свинки ("Х*й в застенках ФСБ"). Ирония, самоирония и показной цинизм совсем не чужды либеральному читателю и зачастую, как откровенно объяснено в романе, востребованы заказчиком. И уж конечно никакого отторжения у рукопожатной общественности не вызовут дорогие и престижные (с квантовым процессором!) гаджеты для полового самоудовлетворения. Некоторый перехлест в описаниях такого рода легко может быть списан на обычное постмодернистское глумление.

И вдруг перспектива радикально меняется. Париж, 1943-й год. Указана новая точка отсчета и базис для сопоставления - идущая где-то "на востоке" Курская битва. А у актера Жана Марэ и его любовника, знаменитого интеллектуала Жана Кокто - свое Сопротивление (Résistance). В красавца Жана Марэ, играющего Тристана в нацистском пропагандистском фильме, снимаемом по сценарию Жана Кокто, влюбляется видный эсэсовец. Жан Кокто мучается ревностью и пишет донос на соперника. Эсэсовец вынужден покинуть Париж, но в последний свой день в городе домогается обещанного акта любви. Жан Марэ отдается эсэсовцу, но сильные мышцы его сфинктера мешают окончательному проникновению. Посрамленный эсэсовец покидает Париж, дух Свободной Франции торжествует.

Все это - сюжет рекламного интерактивного фильма "Résistance" для модного гаджета iFuck-10, созданного генетическим потомком режиссера Андрея Кончаловского Антуаном Кончаловским. "Зритель" айфака может по своему усмотрению выбрать роль Жана Марэ или эсэсовца.

Намек на фильм "Рай" Кончаловского, впервые истории российского кино воплотивший унизительный для народа-победителя модный европейский дискурс о "Невыносимом Обаянии Зла" (об этом замечательно писал Виктор Мараховский), слишком даже очевиден. Любопытно, что только Андрей Архангельский, единственный из либеральных критиков, выразил по этому поводу откровенное неудовольствие, но даже он не понял, что речь идет не о конкретном эпизоде, но о всей традиции лево-либерального антибуржуазного "Сопротивления", включающей упомянутых в романе Славоя Жижека и Надежду Толоконникову, Павленского и группу "Война", движение "Оккупай" и многое другое.

Следующие эпизоды не менее красочны, и авторская их оценка не менее однозначна. Согласно сценарию iPhuck-фильма для любителей секса с животными, Холокост спровоцировали русские шпионы, пытавшиеся магически воздействовать на Гитлера - невинного мечтателя, пребывавшего в интимных отношениях с преданной ему любимой собакой, превратившейся впоследствии в канонизированную Европейским Халифатом св. Ангелу Меркель.

Все либеральные критики отметили философскую глубину, тонкий лиризм и гимн человеческому духу в эпилоге романа. Действительно, завершается роман своеобразным гимном стоицизму «Жить ой но да», дарованном миру великим философом Бейондом путем сжатия и расслабления заднепроходного сфинктера. Философ сей прославился объединением в единую философскую систему философий любителя Гитлера Хайдеггера и лево-либерального Сартра - путем последовательного чередования предложений из обоих источников.

То, что российские западники не заметили провокации и посчитали новую книгу Пелевина "своей" свидетельствует о серьезной интеллектуальной деградации "русских европейцев".

http://pelevin.nov.ru/stati/o-golub/1.html
За Истину!!!
Аватара пользователя
Брахман
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 10507
Зарегистрирован: Чт окт 01, 2015 2:11 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение Брахман » Ср дек 06, 2017 3:01 pm

Григорий жаловался на недостаток картин в романах Пелевина. Вот целая фреска:

Голый по пояс мускулистый мужчина в маскировочных штанах мчался по горам на яростном белом медведе. Лицо всадника выражало непреклонную решимость. На склонах гор росли огромные цветы размером с деревья, летали пчелы и стрекозы, небо стригли ласточки – природа была изобильна.

Из ущелья, оставшегося у медведя за спиной, выглядывали нездорово бледные, перекошенные злобой и исполненные порока лица. Все доступные мне лекала указывали именно на такие эмоциональные паттерны.

Сперва я не понял, чем они так недовольны – а потом заметил болтающийся на крупе медведя мешок, из которого на волю рвались разноцветные звезды и молнии. Прочерченные от горловины мешка тоненькие стрелочки показывали, что все преувеличенное богатство красок на горных склонах вырвалось именно оттуда.

Над фреской была крупная надпись:

ПОДВИГ № 12

Великий Кормчий ПОХИЩАЕТ РАДУГУ У

ПИДАРАСОВ


А вот Пелевин устами Порфирия Петровича отвечает своим критикам:

– Как говорят новые хиппи, – сказал я, – пусть эти славные люди мирно идут на добрый хуй. Я не держу на них зла. Наоборот, желаю им счастья.


Скрытый текст:
Я давно заметил, что граждан, дурно отзывающихся о моем творчестве, объединяет одна общая черта. Все они отличаются от говна только тем, что полностью лишены его полезных качеств.
Мара засмеялась.
– Так у нас не пойдет, – сказала она. – Будь добр, аргументируй.
– Мара, твой вопрос распадается на два. О том, что такое критика вообще, и о том, что литературные обозреватели всех этих сливных бачков, ресторанных путеводителей и прочих каталогов нижнего белья имеют против меня лично. На какой отвечать?
– На оба.
– Как предпочитаешь – литературно или на простом и грубом полицейском жаргоне?
– На простом и грубом, – сказала Мара. – Я тебя за него и люблю.
– В каком гендер-инварианте?
– А какие есть?
– Вагинальный и фаллический.
– А мульти? – нахмурилась Мара.
– Нету.
– Фу, деревня. Тогда фаллический.
– Если фаллический, какая сфинкторная фиксация? – спросил я. – Оральная или…
– Порфирий, ты заколебал. Ну, оральная.
– Хорошо. Начинать?
Мара кивнула.
– Тогда задам для начала один общий вопрос. Как ты полагаешь, Мара, чье-то мнение о том или ином предмете связано с образом жизни этого человека, с его самочувствием и здоровьем, психическим состоянием и так далее?
– Ну да, – сказала Мара. – Естественно. А что в этом такого фаллического?
– А вот что. Критик, по должности читающий все выходящие книги, подобен вокзальной минетчице, которая ежедневно принимает в свою голову много разных граждан – но не по сердечной склонности, а по работе. Ее мнение о любом из них, даже вполне искреннее, будет искажено соленым жизненным опытом, перманентной белковой интоксикацией, постоянной вокзальной необходимостью ссать по ветру с другими минетчицами и, самое главное, подспудной обидой на то, что фиксировать ежедневный проглот приходится за совсем смешные по нынешнему времени деньги.
– Ну допустим.
– Даже если не считать эту гражданку сознательно злонамеренной, – продолжал я, – хотя замечу в скобках, что у некоторых клиентов она уже много лет отсасывает насильно и каждый раз многословно жалуется на весь вокзал, что чуть не подавилась… так вот, даже если не считать ее сознательно злонамеренной, становится понятно, что некоторые свойства рецензируемых объектов легко могут от нее ускользнуть. Просто в силу психических перемен, вызванных таким образом жизни. Тем не менее после каждой вахты она исправно залазит на шпиль вокзала и кричит в мегафон: «Вон тот, с клетчатым чемоданом! Не почувствовала тепла! И не поняла, где болевые точки. А этот, в велюровой шляпе, ты когда мылся-то последний раз?»
– Фу, – сказала Мара. – Прямо скетч из жизни свинюков.
– А город вокруг шумит и цветет, – продолжал я, – люди заняты своим, и на крики вокзальной минетчицы никто не оборачивается. Внизу они и не слышны. Но обязательно найдется сердечный друг, куратор искусств, который сначала все за ней запишет на бумажку, а потом подробно перескажет при личной встрече…
– Стоп, – сказала Мара. – Я поняла, куда ты клонишь. Маяковский, стихотворение «Гимн критику». Поэт высказал примерно то же самое, только без орально-фаллической фиксации. Но критика всегда была, есть и будет, Порфирий. Так устроен мир.
– Насчет «была» согласен. А насчет «есть и будет» – уже нет. Я не знаю, киса, в курсе ты или нет, но никаких литературных критиков в наше время не осталось. Есть блогеры.
– Почему?
– То, что производит критик – это личная субъективная оценка чужого труда. В точности то же самое выдает любой блогер, кого бы он ни оплевывал – районную управу, полицейский алгоритмический роман или Господа Бога. Те же несколько абзацев про «мне не нра», которые видишь, перейдя по линку.
– Ну, не совсем так. Критики печатаются в СМИ.
– Слово «печатаются» сегодня – трогательный анахронизм. Все тексты висят в сети. А висящие в сети тексты феноменологически равноправны – поверхность экрана и буковки. Это как «Liberte', Egalite', Fraternite'» в конце восемнадцатого века. Да, хозяева вселенной пытаются наделить исходящие от них послания неким специальным статусом. И приделывают к ним магическую печать – логотип мэйнстримного СМИ… Но что это такое – мэйнстримное СМИ?
Нагрузка на виброфуршете на миг упала, и я немедленно воспользовался моментом – стукнул голографическими кулаками по столу, одновременно синтезировав звук удара. Мара даже вздрогнула.
– Это смердящий член, которым деградировавший и изолгавшийся истеблишмент пытается ковыряться в твоих мозгах! Это гильдия фальшивомонетчиков, орущая: «Не верьте фальшивомонетчикам-любителям! Мы! Только мы!»
– Инвариант держишь, – улыбнулась Мара. – Но мы говорим не про СМИ, а про критику.
– Я про нее и говорю. Если человек высказывается как блогер и частное лицо, это одно. Но когда он выступает в СМИ как «критик»… Это как если бы на огромном смердящем члене сидела злобная голодная мандавошка, которая, пока ее носитель продавливает серьезные аферы и гадит человечеству по-крупному, пыталась напакостить кому-то по мелочи…
Мара нахмурилась, взяла телефон и стала набирать текст – похоже, ей что-то пришло в голову. Я замолчал.
– Да-да, – сказала Мара, кладя телефон на стол, – это так… Я как куратор тебе подтверждаю, что кризис всех связанных с истеблишментом институций действительно налицо. Это кризис доверия. Любое тавро институции двусмысленно. А современное искусство организовано так, что приходит к людям только через институции, и в этом наш, если угодно, первородный грех. Ты видишь проблему под специфичным углом, но в целом точно. И мне нравится твой грубый и сочный полицейский язык. Вокзал, минетчица, мандавошка… Не изменяй себе, Порфирий…
– Кроме тебя, мне не с кем, киса, – сказал я.
Мара кивнула.
– Потом пришлешь список источников, откуда ты это натырил. Мне пригодится для работы. Продолжай.
– Теперь насчет того, что в моих текстах много телефонных номеров. Я, как русский литературный алгоритм, не считаю необходимым кланяться всем штампам иудео-саксонского масскульта. Более того, я их презираю – и полагаю одной из главных технологий оболванивания человечества.
– О каких штампах ты говоришь? – спросила Мара.
– Они главным образом сценарные, – ответил я. – Но массовый иудео-саксонский роман сразу и пишется как сценарий. Он основан на том, что «живого и убедительного» героя – эти слова десять раз в кавычках, имеется в виду просто ролевая ниша для голливудских блудниц и спинтриев – заставляют переносить муки и трудности в погоне за деньгами. Герой стремится к цели, выдерживает удары судьбы – и трансформируется во что-то другое. Что, по мысли литературных маркетологов, должно рождать в читателе не ужас от фундаментального непостоянства бытия, а восторженный интерес.
– А откуда же еще возьмется восторженный интерес? – спросила Мара. – Зрителю и читателю необходимо сопереживание. Даже отождествление.
– Угу, – сказал я. – Герой режет себя бритвой, а ты морщишься и отворачиваешься, потому что зеркальные нейроны заставляют переживать это как происходящее с тобой. Отождествление – это всего лишь непроизвольная реакция, помогавшая обезьянам выживать. На другого падает кокос, и ты понимаешь, что тебе под эту пальму не надо… Если масскульт – а все, что рецензируется в СМИ, и есть масскульт – вызывает у тебя «сопереживание», это значит, что твоими мозгами и сердцем играют в футбол те самые черти, которые несколько секунд назад впаривали тебе айфак-десять или положительный образ Ебанка.
– Допустим. Но при чем здесь телефонные номера и статьи Гражданского Кодекса?
– А при том. Когда бесстрашный художник-новатор пытается уйти – пусть не всегда по идеальному маршруту, согласен – от иудео-саксонской бизнес-модели, от этого заговора против сердца и души, превращающего читателя в свинью перед корытом со сгнившей век назад брюквой, какая-то борзая мандавошка, ползущая по…
– Ты уже объяснил, где они ползут, – подняла руку Мара, – не надо больше.
– Хорошо… борзая мокрощелка, которой навечно выжгли в небольших мозгах несколько прописей из голливудского сценарного учебника, начинает учить его, что надо создавать «характеры», а потом прикладывать к ним «сюжетное напряжение». Спасибо, открыла глаза работнику полиции. Эти мандавошки на полном серьезе думают, что у нас тут обязательная программа по фигурному катанию, а они на ней судьи. И они со своих вялых хуев мне сейчас оценки будут ставить за тройные прыжки…
– Ну ладно, Порфирий, успокойся. Ты им тоже оценку выставил. Не волнуйся, все хорошо.
– Я и не волнуюсь. Просто тема обязывает.
Мара заглянула в свой телефон.
– Упрекают в однообразии. Книги, говорят, похожи друг на друга.
– Милочка, – сказал я, – писатели, чтоб ты знала, бывают двух видов. Те, кто всю жизнь пишет одну книгу – и те, кто всю жизнь пишет ни одной. Именно вторые сочиняют рецензии на первых, а не наоборот. И упрекают их в однообразии. Но разные части одной и той же книги всегда будут чем-то похожи. В них обязательно будут сквозные темы.
– То есть ты всю жизнь пишешь одну и ту же книгу?
Я сделал двухсекундный сетевой фейспалм.
– Я бы сказал не так… Я бы сказал, что это противостоящий мне литературный мэйнстрим коллективно пишет одну ничтожную книгу. Все появляющиеся там тексты, в сущности, об одном – они описывают омраченное состояние неразвитого ума, движущегося от одного инфернального пароксизма к другому, причем этот заблуждающийся воспаленный ум описан в качестве всей наблюдаемой вселенной, и без всякой альтернативы подобному состоянию… Иногда ценность такой продукции пытаются поднять утверждением, что автор «стилист и мастер языка», то есть имеет привычку обильно расставлять на своих виртуальных комодах кунгурских слоников, от вида которых открывается течка у безмозглых филологических кумушек, считающих себя кураторами литпроцесса. Но «звенение лиры» не добавляет подобным текстам ценности. Оно просто переводит их авторов из мудаков в мудозвоны.
– О как… А действие? Жалуются, действия нет.
– Вот, опять. Действие. Что, спрашивается, действует, когда человек читает книгу? Его ум. Только ум. Это и есть единственное возможное действие. Но с точки зрения современного литературного маркетинга потребитель обязан иметь у себя в голове кинотеатр, показывающий снятый по книге фильм с голливудскими спинтриями и блудницами в главных ролях. Может, у мандавошек…
– Порфирий! Я тебя последний раз предупреждаю.
– …голова – действительно филиал кинотеатра, а у нормального читателя это именно голова. Читатель размышляет, пока читает. Испытывает множество переживаний, которые сложно даже классифицировать. В России всегда читали именно для этого, а не затем, чтобы следить за перемещениями какого-то «крепко сбитого характера» по выдуманному паркету… Кому вообще нужны эти симуляции, тут и настоящие люди никому не интересны.
– Ну, это не довод, – сказала Мара. – Настоящие люди не интересны, а придуманные как раз могут быть. Что-нибудь получше изобрети.
Я снова сделал фейспалм, чтобы нырнуть в сеть.
– Ну хорошо. Вот окончательный аргумент, киса. Научный и современный. Я его раньше не приводил, потому что говорить после этого будет не о чем. Так называемый «герой» и «характер» – это на самом деле метки заблуждающегося разума, не видящего истинной природы нашего бытия. Такие галлюцинации возникают исключительно от непонимания зыбко-миражной природы человека – или, вернее, человеческого процесса, в котором абсолютно отсутствует постоянная основа, самость и стержень. Любое искусство, всерьез оперирующее подобными понятиями – это низкий и тупой лубок для черни. Базарная пьеса для торговцев арбузами. О чем, правда, не следует слишком громко говорить, ибо сразу выяснится, что к этому жанру относится большая часть канона, и вся сокровищница человеческой культуры есть просто склад заплесневевшего бреда… Язык, вылизывающий сам себя в пустоте, и больше ничего.
– Во! Теперь нормально.
– Да. А русский алгоритмический полицейский роман, особенно в своих авангардных экспериментальных формах, выходит далеко за эти пошлые границы. И вот, значит, все уникальное великолепие русского слова надо спалить – и выстроить на пепелище типовой иудеосаксонский кинотеатр с макдоналдсом, говорит художнику свисающая со смрадного логотипа ман…
– Порфирий!
– …сама знаешь кто.
– От кинотеатра с макдоналдсом далеко не уйдешь, – вздохнула Мара. – Не дальше офиса Ебанка. Кое в чем ты прав, хотя и резковат в формулировках. Но вот с чем я не согласна, так это с твоим огульным отрицанием иудео-саксонской… Даже не понимаю до конца, что ты так называешь. Наверно, иудео-христианскую англосаксонскую парадигму? В противоположность неоправославию и еврошариату?
– Примерно да, – сказал я и крутанул ус.
– Так вот, как ты ее ни называй, но это великая культура, дружок, и у нее множество этажей. На них происходят очень разные вещи. В том числе и радикальное отрицание самой этой культуры.
Я опять сделал фейспалм. Материала в сети было много.
– Этажи? Ха-ха. Знаешь ли ты, что есть острие и суть иудео-саксонского духа? Я тебе скажу. Нарядиться панком-анархистом и яростно лизать яйца мировому капиталу, не отрывая глаз от телепромптера, где написано, как сегодня разрешается двигать языком. И велено ли покусывать.
– Ой.
– Да-да. А меня, труженика, бессребреника и бесстрашного революционера формы, в одиночку противостоящего мировой зомбической мыловарне, упрекают в том, что я, оказывается, лижу неправильно… И снисходительно объясняют, как надо… Но я-то занят совсем другим!!! Я… я создаю русский алгоритмический полицейский роман! Конечно, художник, который ссыт мировому шайтану в лицо, всегда будет ненавидим теми, кто сосет у этого шайтана за скудный прайс, как бы эти люди ни маркировали свой промысел. Но ты, Мара, все-таки близкое мне существо! Разве ты не на моей стороне?
Мара посмотрела на меня – как мне показалось, с нежностью, но из-за бликов я не был до конца уверен.
– Порфирий, – сказала она. – Ты прекрасен. Вот почему ты не вставляешь такие спорные, непристойные, но яркие куски в свои романы?
– Отчего же не вставляю, – ответил я, – вот только что.
Мара нахмурилась.
– Ты и это тоже туда…
– Конечно, – сказал я. – А куда ж еще. А то все убер да убер. Потом опять какая-нибудь мандавошка…
– Порфирий!
– Прости – мокрощелка шипеть будет. У меня принцип – ни дня без строчки!
Мара долго-долго глядела на меня – и мне показалось, что ее глаза чуть увлажнились.
– Порфирий, – сказала она, – я тебя хочу.
Вот так. Поговорил с девочкой о высоком, показал звезды и бездны – и готово.
За Истину!!!
Аватара пользователя
Брахман
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 10507
Зарегистрирован: Чт окт 01, 2015 2:11 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение h е а е es » Ср дек 06, 2017 8:47 pm

Я давно заметил, что граждан, дурно отзывающихся о моем творчестве, объединяет одна общая черта. Все они отличаются от говна только тем, что полностью лишены его полезных качеств.

То есть так-таки все граждане уже приравниваются к экскрементам (но хотя сказано, что есть все-таки отличия), раз им не нравится его творчество, если они просто дурно о нем отзываются? Но мало ли каким образом дурно может кто-либо отреагировать на какую-либо из его книжек. Нет, утверждает автор (и, по его словам, он уже давно это осознал): все граждане без исключения, когда-либо нехорошо отнесшиеся к нему (ведь понятно, что здесь отношение к какой-либо книге автор принимает слишком близко к сердцу, то есть, значит, как обращенное к нему лично), принадлежат к фекальной массе. Это ведь даже и не какая-нибудь категория, хоть и аллегория, а просто отход, мусор, клоака, словом, то, что уже никак не может быть востребовано или принести какую-нибудь пользу, не говоря уже собственно о какой-либо ценности. Тем не менее из данного пассажа видно, что автор зато усматривает в физиологических испражнениях какую-то странную для себя пользу (так как словосочетание «полностью лишены» предполагает что-то все-таки весьма ценное (недаром же заходит речь о «полезных качествах»), чем обладает, выходит по мнению автора, дерьмо, но что безвозвратно, к сожалению, утрачено его критиками), – но о которой он почему-то умалчивает. Понятное дело, тема ведь деликатная, судя по всему, и здесь даже кроется нечто таинственно-интимное, о чем автор решил предусмотрительно не распространяться. Разумеется, все ради эффекта. И, конечно же, его собеседнице (в тексте – нанимателю) все это кажется весьма остроумным, так что она, однако же при всем своем уме (как читателя в этом до этого места уже сумел заверить автор), даже «засмеялась». Нам же здесь, читателям иного склада, все это показалось довольно-таки тупенькой и тривиальной болтовней, призванной потешить лишь авторское самолюбие. Но работодатель (уже являющийся больше партнером, автор к этому времени успел их «подружить»), надо отдать ей должное, не такая уж, видимо, любительница подобных «острот», раз вдруг, весьма для нас неожиданно, требует ответа за сказанные слова. Автор, как бы снисходительно одобряя мотив такой уважительной интенции своей «подруги», хотя и давая при этом понять, что вот сейчас он немного потрудится, отвечая за свои слова, вознаграждает себя предварительным вопросом о том, какую, на выбор, тему о критике он сейчас будет подробно освещать. При этом даже, в виде поощрительного бонуса, предлагаются несколько вариантов, собственно каким образом автор-алгоритм (хотя ведь всякий читатель уже давно догадался, что это никакой не робот, но нам кажется, что так называть автора почему-то будет все-таки натуральнее) будет излагать свою мысль. Далее следует обмен примитивными, на наш взгляд, «любезностями», призванными, видимо, подчеркнуть запанибратский и совсем уже почти, по ходу текста, приближающийся к бесцеремонному тон общения алгоритма и его подружки, что и составляет во многом (наверняка с позиции алгоритма) шарм повествования.
Вырезка эта из текста обнаруживает и обнажает многое, и нам, читателям из критического лагеря (не побоимся такой терминологии), разумеется, стоит поблагодарить цитующих, хотя они и преследовали цели, совершенно обратные целям нашим. Что ж, как бы то ни было, примите нашу скромную благодарность.
А тут ведь далее начинается самое интересное. Хотя это как сказать. Зато прехарактерное. А ведь в этом и весь сок.
Перед тем как нам кое-что обнажить из, как уже замечено, характерной болтовни автора-алгоритма, за которую он так залихватски принялся после довольно нехитроумно инспирированной санкции собственного производства, хочется предупредить неблагонадежного читателя о том, что далее (и чем дальше, тем откровеннее) Мара (это и есть подружка алгоритма) начинает прямо на глазах (по крайней мере во время болтовни алгоритма) как-то неестественно терять свою интеллектуально-критическую способность оппонировать и, откровенно говоря, просто тупеть. На нее не действуют при этом даже все развязные и чуть ли не пренебрежительные «милочки» и «кисы» и даже фейспалмы, которые отмачивает то и дело автор-алгоритм, без обиняков давая понять, что сейчас происходит перемена ролей: «ученик» занимает место «учителя». Одним словом, Порфирий Петрович зарапортовался, чем, конечно же, капитально подгадил своему тексту, чего, естественно, он никак не может заметить, так как «подруга» почти со всем согласна, изредка лишь выказывая способность резюмировать кое-что очевидное из алгоритмической болтовни своего «друга». Кстати, она сама и выбрала вариант «на простом и грубом», так что, как видите, читатель, она сама и расплачивается и принимает последствия (при этом, правда, она как-то преглупо отмахивается от авторских скабрезностей, как будто она сама непорочность или ей просто неудобно так воспринимать информацию), которые, конечно же, как уже каждый догадался, заведомо опосредованы автором-алгоритмом. Но ему как будто все нипочем. Не замечает, витийствует и куражится.
Текст наполняется язвительной характеристикой (критикой, заметьте) того, что в теперешнем обществе называется, в свою очередь, критикой вообще, профессионально-литературной и так называемой блогерской. С точки зрения алгоритма, различий между последними не существует, так как хоть раньше, что признает Порфирий Петрович, и существовала литературная критика, но, мутировав и обосновавшись в виртуальном пространстве, она окончательно демонтировала саму себя, то есть вообще себя как явление.
«То, что производит критик – это личная субъективная оценка чужого труда. В точности то же самое выдает любой блогер…» – наставнически и как будто мимоходом рассуждает, болтая, алгоритм. (Не хватает при этом только анимированного полуштофа да закуски с дымящейся в руках виртуальной сигаретой.)
Не по нутру виртуальному полицейскому таковой статус-кво. Кусается, да и неинтересно уже, в конце концов. Что же предлагают нам, дорогой читатель, взамен всему этому? А то, что, благодаря своей способности проникать в различные виртуальные закоулки сетевой вселенной, черпая и компонуя информацию и смыслы с невероятной быстротой, изучив, по-видимому, почти весь человеческий опыт, по крайней мере в искусстве, автору-алгоритму Порфирию Петровичу ничего не остается более, как смачно отхаркнув, плюнуть на все это, а себя объявить единственным «тружеником, бессребреником и бесстрашным революционером формы, в одиночку противостоящим мировой зомбической мыловарне»!
И вновь, от имени благородных и добросовестных читателей, поневоле оказавшихся в лагере критиков применительно к цитируемому данному тексту, выражаем посильную благодарность цитующим и всем желающим цитовать. Мы и впредь будем рады откликнуться на различные выписки, хотя и не обещаем реагировать на совсем уж вульгарные тексты, образчиком чего вполне себе может служить (и служит) настоящий текст, но признаемся, что мы еще не совсем опытны, а следовательно, и как следует избирательны, так что на всякий случай просим извинений у особенно деликатных натур, если мы чем-либо не угодили их взыскательному вкусу.
Аватара пользователя
h е а е es
недавно в ЗОГ
недавно в ЗОГ
 
Сообщения: 53
Зарегистрирован: Пт июл 01, 2016 7:02 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение h е а е es » Чт дек 07, 2017 12:42 am

Сделаем еще несколько замечаний.
Замечательно то, что, не дочитав до этих страниц данный текст (мы и не желали того, но констелляция различных обстоятельств рано или поздно, думается нам, понудила бы к тому, что и случилось), мы уже говорили о бессилии данного автора в изображении характеров в их концентрированной типичности. Теперь же ясно видим, насколько наше замечание было оправдано в свете недавно процитированных пассажей. Приведем одно прехарактернейшее и замечательнейшее местечко, наглядно демонстрирующее кое-что, о чем мы скажем ниже. Это врезающееся в ум (мы это вынуждены подчеркнуть) высказывание мы бы, для все той же характерности, окрестили как «Окончательнейший из капитальнейших аргументов». Вот собственно он:
«Вот окончательный аргумент, киса. Научный и современный. Я его раньше не приводил, потому что говорить после этого будет не о чем. Так называемый "герой" и "характер" – это на самом деле метки заблуждающегося разума, не видящего истинной природы нашего бытия. Такие галлюцинации возникают исключительно от непонимания зыбко-миражной природы человека – или, вернее, человеческого процесса, в котором абсолютно отсутствует постоянная основа, самость и стержень. Любое искусство, всерьез оперирующее подобными понятиями – это низкий и тупой лубок для черни. Базарная пьеса для торговцев арбузами. О чем, правда, не следует слишком громко говорить, ибо сразу выяснится, что к этому жанру относится большая часть канона, и вся сокровищница человеческой культуры есть просто склад заплесневевшего бреда… Язык, вылизывающий сам себя в пустоте, и больше ничего».
Странное дело, зачем автору понадобилась апелляция к науке? Ведь далее он высказывает сугубо философские (причем субъективнейшие донельзя, да к тому же уже изрядно поистрепавшиеся), а никакие не научные, воззрения. А до этого, удивительное дело, автор заявляет, что если раз объявит это во всеуслышание (он говорит одному человеку, но ведь все-таки с какой торжественностью!) – ведь раньше – внимание! – он никогда об этом не говорил, – то в дальнейшем, после высказанного этого его прозрения (иначе ведь не назовешь), говорить будет не о чем! Вот так так!.. Хлоп! – и нет больше не только никакой критики, уважаемый читатель, но и никакой литературы, все оказалось пустым миражом и глупой и блажной фантазией человечества!..
Повторимся еще раз в том, что данный автор, не имея названных способностей, которыми обладали все лучшие литературные умы прошлого, хотя, надо отдать ему должное, верно распознав, благодаря чему до этого времени художественная литература только и имела серьезное влияние, – этот автор, уверены мы окончательно, сам для себя неожиданно, прямо-таки, что называется, напоролся на то обстоятельство (все-таки ведь настала пора для такого почтенного и солидного возраста узнать правду), что в его творчестве до сих пор отсутствует именно Герой и Характер, и… Ужаснулся.
Последний раз редактировалось h е а е es Чт дек 07, 2017 11:26 am, всего редактировалось 1 раз.
Аватара пользователя
h е а е es
недавно в ЗОГ
недавно в ЗОГ
 
Сообщения: 53
Зарегистрирован: Пт июл 01, 2016 7:02 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение Брахман » Чт дек 07, 2017 2:41 am

Извините, h е а е es, но вы и не ihln с рутрекера, случайно? Когда ему что-то не нравилось, то он любил писать такие же большие простыни – со своей критикой Хичкока, Кесьлёвского, Соррентино… Наш админ-Котэ в то время иронично называл подобную критику "конфуцианской" почему-то)

Вы лучше сами прочтите роман, а не разбирайте цитаты этого шедеврального постмодернистского действа!

Во второй половине книги Мара одолела Порфирия Петровича (перекодила, как сказал бы Григорий), да так, что от него осталось следующее:

Может быть, Мара вылепит из этих блоков какогото нового Порфирия, больше подходящего для ее планов. Но мне и моему роману конец прямо здесь, понял я.

Что делали в такой ситуации великие мастера слова?
Они

<пили, ебли гусей, били стекла, стремились ввысь>

закончить на высокой и грозной ноте. Бытие есть забота и страх, понял я: появись на свет – и свету не на что больше упасть, кроме как на страх и заботу. Мы появляемся не на свет, нет – мы появляемся на боль. Как быть юному

<смотреть, видеть, терпеть, ненавидеть, обидеть, зависеть, вертеп>

почему ебли гусей, спросит простец – да потому, что стремились ввысь и думали, что это кратчайший путь… только плакать и петь. Я пришел в восторг от выразительной пластичности своей речи – и позабыл про распад на атомы. Но на меня уже неслась новая каменная будка. Увернуться я не мог. Удар показался мне даже страшнее, потому что теперь я…

<имао имхо фуц лол крадэфж эыфвау мсзщхф>

боль на выдумки хитра, сказал Государь Николай Павлович. Вероятно, на допросе так называемого «декабриста». Не к тугендбунду, но к бунду просто… Гениально. Существование подобно муке, смешанной с сильнейшим страхом этой муки лишиться. Из такого теста выйдет отличнейшая выпечка. Если что, все каламбуры придуманы и одобрены лично Господом. Ему ничто не мел

<ушваож уйщкфал. дьх фзлавылаФЖВДАлзулкацэ>

упой угол красной телефонной будки. Так вот почему я не мог увлечь презренных мандавошек величием своего слова! За ним не стояло высокой лондонской боли. Хорошо подмечено – потому что отнюдь не всякая боль имеет коммер

<143–093–049–3094–0394–0930–94–032– 039403294>

ообщить, что являюсь жертвой подлой клеветы и полностью невиновен во вменяемых мне преступлениях. Был и остаюсь лично преданн

<143–093–049–3094–0394–0930–94–032– 039403295>

метить, что смерть – это не когда вы теряете сознание навсегда. Смерть – это когда сознание осознает вас до самого конца, насквозь, до того слоя, где вас никогда не было и не
За Истину!!!
Аватара пользователя
Брахман
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 10507
Зарегистрирован: Чт окт 01, 2015 2:11 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение Брахман » Чт дек 07, 2017 2:43 am

Вы-то вообще Пелевина толком не читаете, а я прочёл процентов 60 последнего его романа и приостановился, ибо в пьяном виде читать не люблю, а со вчерашнего вечера и сию ночь сподобился жру говно.

Вы прочтите книгу-то, а потом напишите развёрнутую рецензию, разнеся в пух и прах и стиль, и смысл, и всё прочее, что вам не по вкусу. Быть может, вас опубликуют и вознаградят, – те люди, которые чужды той иллюзорной реальности, в которой пребывают современные интеллектуалы, интеллигенты и прочее говно, выражаясь словами Ленина.

Однако замечу, что Пелевин анализирует именно ту самую иллюзорную реальность, в которой они пребывают здесь и сейчас!
За Истину!!!
Аватара пользователя
Брахман
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 10507
Зарегистрирован: Чт окт 01, 2015 2:11 pm

Re: Образцы дурновкусия и непотребства

Непрочитанное сообщение G. Samsa » Чт дек 07, 2017 11:00 am

Пелевенщина - симулякр литературы. И нравится она симулякрам читателей.
damn fine covfefe
Аватара пользователя
G. Samsa
заслуженный масон
заслуженный масон
 
Сообщения: 3279
Зарегистрирован: Сб мар 05, 2016 11:30 am

Пред.След.

Вернуться в Буржуйское кино белых хозяев мира

Обнаружены разумные существа

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 2